А на темной улице давно
Бьёт копытом конь нетерпеливо,
И ямщик, поглаживая гриву,
Под слоновым сводом казино,
Шепчет неуверенно: "Не плачь,
Не пропала бедная хозяйка.
У причала оживает чайка.
Ожидает памятник удач..."

А лошадка думает себе:
"Ничего они не понимают!"
И глаза слезятся и моргают
В пестроту придуманной судьбе.

Лакай, неандерталец,
Ослепительные лучи,
Ищи-свищи, скиталец,
Во мраке глухой ночи.
Тебя не берут на охоту,
Ты слабый - не унывай,
Приветствуй нежданну свободу
И ланей в скале высекай.
Скала простоит столетья,
А мясо сегодня съедят.
Тебя исхлестают плетью,
Рисунок - не истребят.
В душе твоей звериной
Навечно он запечатлён,
И грубой стадной скотиной
В тебе человек рождён.

...И только прощально со мной проходила,
И дольку случайно ладонь обронила.-
Был вскрик и полёт, и мелькнула картина:
Раскрытый клюв - юрк апельсина.
Оранжевый ломтик, проделав сальто,
Упал на безлёдный оголок асфальта
И тотчас обнюхан был и проглочён
Смешною японкой по кличке Джон.
Так сон мой был слизан с основ язычком,
И близкое что-то вершилось потом,-
Но только осталась, застряв, у меня
Та долька, что ты нагиналась, роня.

Заноза в горле старого иблиса -
Блондинистая девочка Алиса.
Заноза непрестанно кровоточит.
Иблис Алису несказанно хочет.
Но есть гильон причин и оправданий,
Но прочных есть букет иносказаний,
И ясно проступает пред иблисом:
"Твоей не будет девочка Алиса."
Да, да - как на пиру у Валтасара
Огнями жжёт: она тебе не пара!
И вздрагивает голос стариковский,
И плачет он, точь в точь паук крестовский,
К которому в сетчатую лачугу
Не хочет залететь красотка-муха.
И бродит он по улицам бредовым,
И цветом сплошь любуется медовым,
Но только прикоснётся к губке губка,
Линяет блондоперая голубка.