Он сидит на китайском базаре
И тачает весь день башмаки,
И его возмутительно старят
За пятнадцать юаней очки.
Скалит зубы кривые в улыбке,
Изгибается, словно змея.
У него дома в баночке рыбки,
У него канарейка своя.
С ними ходит гулять в выходные,
Лезет на гору, смотрит на вид,
И на рынке все дни остальные,
Сапогами завален, сидит.
Мимо мечутся с визгами дети,
В форме, важный, идёт вертухай.
У него ж никого нет на свете:
Сын уехал шабашить в Шанхай.
Лишь бездельников куча толпится,
Да раз в год иностранец придёт,
Чемодан неподъёмный зашить свой,
Чтобы смог пережить самолёт.
Он согнётся, на лавочке сидя,
Улыбаясь, начнёт он тачать,
И немного - но всё ж не в обиде -
За работу свою получать.
Тих как мышь, незаметнее тени,
Чашка риса - вот весь и обед.
Если кто колесом и заденет -
Не ругнётся ему он вослед.
Лишь подвинет свою табуретку,
Под неё подгребая тряпьё.
Послюнявит он нитку и метко
Снова вденет в иголку её.
Еле виден за швейной машиной,
Безымянный, неслышный, худой,
В продырявленных тапках, плешивый,
С кипячёною вечной водой,
Как какой-нибудь нищий татарин,
Что верёвки плетёт из пеньки,
Он сидит на китайском базаре
И тачает весь день башмаки.