№ 15 (32) | стр.6 |
А Гренадер уж тем временем шел, торопился, по лесным тропинкам, вздыбленным заскорузлыми корнями сосен, по скалам, с вершин которых внезапные порывы ветра швыряли в лицо сверкающий влажный снег. Равно легко ступал он по сизым гранитным камням и по дрожащим лунным дорожкам, даже по воздуху порой летел Гренадер, оттого это было, что жила в его сердце настоящая любовь, а не бедным людским колдовством наведенная.
Спешил он туда, где сходятся миры, и в малом пространстве меж ними почти невозможно пройти, не задевая их острые грани, которые, ежели тронешь хоть мизинчиком, обрежешься до крови и пойдет бродить по иному миру твой бездомный двойник. В том краю и поныне живет Великий Песнопевец. Это он дарит изредка несравнимые с прочим голоса истинным певцам да старым скрипкам, а после сам радуется их пенью. Может, и добр Песнопевец, но образ его невыносим для смертных, единого взгляда на него довольно человеку, чтоб потерять волю и рассудок. Но не страшился этого стремительный путник, обо всех опасностях пути предупредила Ведьма своего Гренадера.
Три ночи шла рядом с ним Плачущая Эгле, что бродит повсюду, где только есть время, и вечно роняет слезы, причины которых не знает никто. Но не наступил на ее черную тень Гренадер и не превратился оттого в остывшую головню. Три дня, ласково заглядывая в глаза, бежала перед ним Смеющаяся Джен, неумолчный говор которой так точно копируют жаворонки и китайские колокольчики, но и на ее радужную тень не ступил Ведьмин посланец, избежав участи рассыпаться горстью янтарных осколков. И, наконец, пришел он в те места, где от дыхания Великого Песнопевца вековые замшелые валуны колышутся, словно нежные луговые травы.
Тысячеголосым хором звучала тягучая, печальная песня, и заполняла все вокруг, и согревала, ибо была тепла, и пронизывала насквозь. А Гренадер увидел свое тело прозрачным и ощутил в нем небывалую слабость и дрожь, но протянул вперед раскрытые ладони и бесстрашно шагнул в Песню. Собственных слов не слыша, какою-то дальнею мыслью попросил он голос для Немой Королевы. О, чудо! Тотчас в его руках забилась невидимая робкая птица, звонкое пенье которой наивным диссонансом на миг нарушило гармонию напева. И Гренадер, то ли преисполнившись благодарности, то ли повинуясь давней привычке ни от кого не прятать взгляда, поднял глаза.
Ежесекундно менялся облик Великого Песнопевца, из седовласого старца становился он русым юношей, и вдруг отрастали за его спиной огромные злобные крылья. А звук - зримым тяжелым сгустком, красный, как новорожденный младенец, выписывал по телу Песнопевца завораживающие круги и спирали. И постиг Гренадер мучительные, странные истины о мирах, движимых священным пением, а вместе с тем бесконечную грусть, усталость и разочарование поющего, и Бог знает, что еще в душу его проникло, да только бежал Гренадер оттуда, не разбирая пути, растеряв по дороге Любовь, и Рассудок, и Память, и голос Немой Королевы...
Никто не видал его больше. И горько плакала молодая Ведьма, когда в назначенный срок к ее порогу пришли лишь волшебные сапоги Гренадера, все в песке и болотной жиже. И ничто не спасло Немую в день ее казни. Но говорили после, что где-то на окраине мира есть лесная поляна, поросшая желтыми и лиловыми цветами. И ежели встать посреди нее, затаив дыхание, то услышишь, как кто-то тоненьким голоском горестно причитает: "Ведь ты же говорил, что любишь меня! Ведь ты обещал..."
Так исчезли с лица земли файры. Но многие люди и по сей день несут в себе каплю их крови. И в тебе она есть, дитя мое! Потому-то мне так трудно отказать тебе, когда ты просишь новую сказку!