ПЕРЕЛОМЫ МЫСЛЕЙ
Dat quae quisque potest. 1
|
МОЕЙ РОДИНЕ
Задул свечу, поранил занавеску. Стоим с тобой над пропастью. Вдвоём. Немые и подобные гротеску.
Наш вакуум неопознанных флюид
А звуки мира нашего легко
Ползут по швам, где ниточки в крови,
И разве двое разрешат вопрос, |
* * *
И два шага назад, кто давненько летает! Ну, а ты, что стоишь по колено в слезах? — Я бы рада — грехи не пускают! |
* * *
Ни родственники, ни друзья. Ведь жизнь свою прожив иначе Была для всех обузой я... |
* * *
|
Б. Ельцину
Пока стучат сердца, мы говорим. Мы все в пути, но мы себя не слышим, Кто громко говорит, мы все — за ним! Какое неземное притяженье К тому, кто торопливо говорит! Мы ненормальны все, причём, с рожденья, А самый шумный впереди летит! Мы слушаем его, забыв про семьи, Про дружеские встречи, про дела, Мы заворожены его сверхзвучным пеньем, Мы рты раскрыли, трогаем «крыла». Мы все идём. За ним. И нет другого, Кто смел бы так правдоподобно лгать. И странный шелест «праведного» слова Пытаемся как формулу понять! |
* * *
В молчании весь мир, как плащ застёгнут. Остывшее вино на сковородке тает, И сизый дым по потолку гуляет, И растворяется. Как странно вогнут Мир призмы на хрусталиках морзянки, Почти уж превратившийся в мгновенье, И липкие познанья паутинки, Раскачиваясь, дремлют по-старинке На строчках моего бредотворенья. |
* * *
Меня наградила судьба! Познание — кома! Познание — дар! Сознание сузилось до ножа... Фортуна распахнута. Дни в угольках зачищены. Кровь проступает вином. Сознание... Сильный, последний удар! Тебя пронесло, но меня... лишь потом! |
* * *
Вы не поняты никем! Вас, торжественные порции, Я делю на сто систем! В каждой, право, ложка дёгтя, Ложка горя, ложка слёз, В каждой, словно в яркой миске: Лепестки засохших роз! |
* * *
Туда побросала все чувства из льда, На тёплой земле мои чувства растают И в дождь превратятся... Теперь — не одна! |
О СТАРОСТИ
Стареющими, маленькими, злыми. А как подумать, почему не злиться? Ведь жизнь одна и вряд ли повторится!
...С клюкой, протезом, сединой визжащей
Как жалко вас, стоящих тихо рядом,
Я не хочу вас осуждать. Не смею! |
* * *
Необратима, как река! В твоих излучинах, камнях, Стихах, мотивах, бликах, снах, Я задыхаюсь! В ликах дня, Замедли шаг, прошу тебя!
«Бегущая, не позабудь,
Да, ты права! И всё ж кричу, |
* * *
Кому достанется твой браслет, осыпанный бирюзой
Кому достанется нежный взор и шёпот чуть дерзких губ?
Последняя рифма дрожаньем строк |
* * *
|
Е. Ляйфер
После которого ломает крылья... Какой, прошу прощенья, идиот Писал в запое, что душа — всесильна?! |
* * *
|
Е. Ляйфер
А не значит ли это, что люди — хрупки? От духовного мира наполненных порций До изрезанной жилками тонкой руки. |
* * *
Седые облака соединяют лужи В единый переток — союзное значенье. Каштановый цветок — картины завершенье.
А эта злая боль сжимает прелесть лета,
Трава пунктиром строк по шпалам прорастает, Как маленьких жучков сплошная вереница Живых и неживых, простых, замысловатых, И камни на песке как вечности агаты... Всё так же, как всегда... |
* * *
В натруженных руках исчезла сила, И мудрость от которой так страдала — пропала!
Советы собираю — бесполезно! |
* * *
Обращая к тебе свою мощь, Как усталый замученный путник Ищешь в мире отдушину, дождь! И становится легче от грома, Хоть какая-то грусть, не понять, Да тоска до поры не знакома, Да сухая, в порезах, тетрадь! |
* * *
Можно спорить только с ней о мгновенном постоянстве, И, зажав ладонью рот, беспокоиться о звуке. Вот уже который год тишиной зажаты муки! |
* * *
|
Е. Ляйфер
Мечта... Ты бываешь и горька, и сладка! Загнуты листы и пустая тетрадка. Впитала не я тебя без остатка, а ты... |
* * *
Скажешь о себе хорошо — будут завидовать, Скажешь плохо — подумают «дурак». Так лучше ничего о себе не говорить! |
ИЗ ЦИКЛА «ДЕТСТВО»
* * *
Розовый шарик парит в небесах. Детство припомнилось змеем воздушным, Куклой-матрёшкой в детских руках.
Всхлипы мелодий детсадовской песенки:
Освободившись от тайны, возможно... |
* * *
непостоянный свет, Проём окна резной и мне так мало лет... Щемящею тоской, безудержным потоком, слезою за слезой горячей одинокой, по сердцу молотком, захлёбываясь кровью, на цыпочках, тайком, неумолимой болью является оно, хлестая плетью руки, и это всё за то, что родилось в разлуке с самим собой, с душой, в изрезанных листах. Оно, как непокой на зыбких образах. Оно, как решето просеивает свет — недетское лицо, хоть мне так мало лет... |
* * *
Вязкость смолы. Грохотание стали. Маленький птенчик. Из слипшихся перьев Капают ядные сгустки доверья. Жарко. Ремонтная бродит бригада. Льётся асфальт из машинного ряда... Как же случилось, ребята, такое, Птица попала в горячее, злое? Крылышки — чёрные гири смолы, Девочкой подняты с глубины. «Папа, смотри!» — из цветастой материи Дочь открывает корону Империи — Маленький клювик. Две бусинки глаз Смотрят на самое небо как раз. Папа расстроен, но в жизни — борец! «Возьми ацетон, бензин, наконец! Может быть, всё-таки сможем помочь...» Птенчик дышал ещё целую ночь... Утром от рёва дрожала округа, Капали слёзы на перышки друга... Крест смастерён был из спичек простых. Детские похороны. Затих В скорбной печали любимый отец. ...Первой потерей был тот птенец! |
* * *
Ответ: «Ни-че-го!» Только то, что оно повторится. Что мы знаем о будущем? То, что оно Лишь из прошлого возродится! Что быть может прозрачней и легче пера? Что же может быть проще точки? Раньше думала: «Меня мать родила В белоснежной хрустящей сорочке!» Оказалось, на свет появленье моё И не мама совсем начертала, Оказалось,— сорочка, а рядом — перо,— Это предки. Моё начало. Оказалось, что мысли мои — в образах, Оказалось, что мысли — в иконах! Я иду через прошлое, через прах, Я запутываюсь в стонах! |
* * *
Ни облачка в небе — чернеет дорога. О, мир, застегни свою душу скорей, Не гневай природу, которой от бога Дано побеждать настроенье людей, Дано пригвождать взгляды к серому цвету... Немые страданья по тёплому лету, По доброму слову и свету огней. |
* * *
И улицы все не ко мне — от меня. Так кружится, кружится в вечности глобус, Так падает, падает в вечность земля. Картина дорог простирается грозно Под нашим автобусом и подо мной... А если маршрут изменить? Слишком поздно! Здесь город не тот, да и год не такой! |
* * *
Разбушевавшиеся лужи мерю... Машины мне обрызгали пальто, И я в кармическую сущность верю. |
* * *
Облака, как движение музыки тихих симфоний! Я за вами хочу — уцепиться за белую груду! Я хочу в никуда, только вряд ли когда-нибудь буду Пролетать, проплывать так же медленно и горделиво Мимо окон людей, мимо судеб без чувств, неучтиво. Не смогу никогда я смотреть с высока ваших линий В этих грустных тонах серовато-чернеюще-синих. |
* * *
Ветер ветрит. Вороны небо чернят. В этой стране Холодно мне... «Скоро пройдёт!» — говорят. |
* * *
И всё это кончится просто... Осенние листья прошедшим дождём Построятся в ленту, по росту, И за переносицей звёздных бровей, Под шум пролетевших ветров, Под клокот прибоя, зов кораблей, Под гнущимся станом октябрских ветвей, Под скрежет пещерных оков Мы в землю уйдём, мы уйдём навсегда, Ничто не воскреснет для нас. Никогда! Ничто не заменит привычку Лежать как безжизненный глупый чурбан, Засыпанный холодом плит... Вот так мы умрём не от колотых ран, И даже совсем не от пули-таран, А просто от страшной болезни «лимит», Которая стынет не в жилах, А в тёмных, бездонных могилах. |
* * *
Обрывков света, горстки чувств, Мир состоит из обновлений, Хотя непрочен, зыбок, пуст. И состоянье это вечно, Как звёзды-гвозди в небесах, И как луны кольцо венечно, И как морщинки на руках. |
ТИТАНИК — КАТАСТРОФА ВЕКА — 1912 ГОД
И выживать легко поодиночке. ..................................................... Что человек? Он малое в ядре. Больших миров непрочны оболочки, И потому не защищён нигде, Но почему живёт поодиночке?
Поодиночке пропадать легко,
...Когда в открытом океане шторм,
И ты пытаешься себя спасти,
И ты пытаешься себя поднять
Чужое «Я» тебе не услыхать,
...Поодиночке выживать легко,
Поодиночке выживать легко, |
* * *
Французский голос и произношенье, На букве «Р» я ставлю ударенье И говорю картавя, чуть дыша! Игривой куртизанки аромат Руки и запах спутанных волос... Игра всерьёз — без грима и без слёз. Цветов томат, успеха пьяный яд. Француженка кокетлива слегка, Француженка стройна и горделива. На шляпке-веере лучом рука, Топыря пальчики лежит лениво. Во Франции, на берегу Труа, Хочу я умереть в заветном свете. По родинке, единственной примете, Поймите, что француженкой была. |
МЫСЛИ В АВТОБУСЕ
Всё равно никто внимание не обращает. Зачем старой женщине украшения? Всё равно никто внимание не обращает. Зачем красивой и молодой украшения? И так все обращают внимание. |
* * *
Все позволяют себе на меня кричать? Я задумываюсь, почему Я позволяю себе при этом молчать? Может, действительно, я Делаю что-то не то? Может, действительно, я Вошла, не сняв пальто? Взяла не свою тетрадь? Рыдаю чужие слова? Даю, когда нужно брать? И действую сперва, Задумываясь потом... Я задумываюсь, почему... |
* * *
А у меня — курносый! У всех глаза хмельные, А у меня — вопросы! Как тяжело вливаться В людскую непохожесть! Ищу в других я сходства, Но нахожу — несхожесть. |
НЕМНОЖКО
Немножко умна и немножко ленива. Всего по-немножку. И это во мне? Так что же не я на чудесном коне? Немножко стыдлива, немножко красива, Опрятна немножко, немножко учтива, Немножко верна и совсем уж немножко Нежна, но когтиста как всякая кошка. Так сколько «немножко» во мне разместилось, По капле, по крошке перемежилось? Перемешалось в твореньях лица, Всего по-немножку от мамы, отца. |
ВЕДЬМА
С распущенными косами витыми, С каменьями из рыбьей чешуи, Горящими сапфирами косыми; По тропке, прикрывающей траву, Неловкими, но чудными лучами, Как будто на погибель,— в синеву, Ступала ведьма мелкими шагами. Красивая как тридцать молодух, Беспечная, но взглядом от пантеры, Способная убить нечайный дух, Неловкий жест... Надменные манеры, Эгоистичный ястребиный взмах Не рук — а перепутанных жгутов, От тела — изуродованный прах Жестоких металлических оков. В оковы эти, если попадёт — Красавец, удалец и балагур,— Бесследно во мгновеньи пропадёт, С него сдерутся все тринадцать шкур, И бросятся на варево в котёл, Шипя и нагоняя травный смрад, «Ты не уйдёшь, уж коли ты пришёл, Любимый или отец, иль сводный брат...» От ведьмы, от колдовки чумовой Так просто человек не уходил, Она трясёт блудливой головой, Она кричит и падает без сил, И заклинанья в воздухе дрожат Под чёрной тканью с вышитой звездой, И пальцы смело кольцами звенят Магически во власти над душой. Шатаясь, изгибаясь, вереща, Кидая взгляды бешенно, стрелой, Любой от страха крикнет не шутя: «В огонь и в воду! Только за тобой!» Понасмехавшись над чужой бедой, (Ведь люди — смертны. Короток их век), Чертовка, сделав знаки над собой, Уж просит, чтобы сгинул человек. ...И так во вечные века, одна, Напившись крови досыта и сил, Людские души мучает она, Спуская в темноту на дно могил. ...Но каждый, понимая корень зла, Со страхом поднимая тьмы завесы, Желает быть во власти колдовства, Трепеща от обряда чёрной «мессы». |
* * *
На двадцать столетий! Прокричит ли гудком отплывающий пароход С причала, Прозвенит ли гитарной струной В тишину многолетий Голос мой. Для кого-то и я навсегда В связке — пара! Пролетят ли тайфуны над облачной синевой В предсказаньях, Проплывут ли кувшинки, запутываясь во мхе Тьмы теченья, Незаметно, неслышно, волнуясь, к себе наклонясь, Как в рыданьях Прочитаю по пальцам руки безысход — Назначенье! Если в мире таком бесполезном, сыром, Без прикрас Постоянно приходят-уходят, смываются тусклостью Краски, То зачем же тогда мы живём, что полезного в нас? То зачем же тогда сочиняем себе и другим Эти сказки?.. |
* * *
Яблоко гнилью цветёт в сердцевине. Жизни людской стальное копьё Ржавчина точит zu erst остриё! |
* * *
Журналистка «горячих» статей Разузнала такие делишки, Что покруче газетных страстей!
Поделилась, ума ведь — палата,
Я страдаю две полных недели,
Я согласна, бедняк не оценит,
Жалко, поздно узнала для штата
...Босиком. В темноте. Виновато. |
МОНОЛОГ ЁЖИКА
Перекручены дела, Кабы был бы я крылатым — Птицей был бы я тогда, А с хвостом пушистым рыжим — Я лисицею бы был, Кабы был бы я бесстыжим — Матом всех и вся бы крыл. Был крутой бы нрав — начальник, Тихий, робкий — подчинённый; Смог бы пропыхтеть как чайник — Вмиг в артисты заключённый! Смог бы ставить банки-склянки И уколы «Не жалей!» — В медики пошёл бы. Танки — Для военных лагерей. Стал бы Богом-Властелином, Кабы смог я пластелином Налепить чесной народ...
Ну, а так — я просто ёжик: |
* * *
— Далеко до неба плыть? — Далеко! Думаешь, тебя возьмут в небеса? — Может, нет, Но как манят паруса! ...Представляю дождь грибной золотым, Расскажу о чуде том остальным, Но послушают меня с недоверием: — Ты в фантазиях своих неуверенна! |
ТРАНСФЕР
|
З. Фрейду
Идея переполнена соблазнами. Кому — «перенесенье» нипочем На бессознательном мазками разными, Кому — до боли сдавленный конфликт, Трагедией в детстве завершённый... О, странный Фрейд, загадочный вердикт Для путаницы мной приобретённый С годами отойдёт в иной раздел, Предельно ясно выскажутся маги... Тайник трансфер! Тайник! Тайник трансфер! На краешке обугленной бумаги... |
ПАМЯТИ ОКУДЖАВЫ
Безудержно и смело пригвоздясь К черемухе, к осоке... Лили своды Свои лучи на грешных родов грязь, Пархали пеплом в воздухе снежинки, Дымились ветром искры от костров, Когда пришли мы в дырчатой простынке С наколками порядка номеров, Когда на пятках наших комья глины Засохшим струпьем падали в родник, Когда дождём затравленные спины Взвивались в небо позвонками пик, Тогда пришли и встали молчаливо, И руки заплели в созвездья мы, Крупицей от природы, горделиво, Как лани справедливы и прямы... |
* * *
Прозрачных и от мира отрешённых. Сплетенье чувств, сцеплений поворот Столь неустойчив, как у всех влюблённых, Что я грешу из сердцевин камней Принять вино и растворить в печалях, Грущу так часто, сколько нужно ей Забытой заповеди на скрижалях, И ни одним, которым прокричу Её письма встревоженные своды, И ни другим, которым прошепчу: «Вы — люди, но жестоки от природы!» Ни тем, ни этим я не запрещу Калечить и ломать меня, и строить! Перерождение сквозь неземную тьму, А дальше шаг мой будет столько стоить! И взгляд, и каждой буквы перелом, Неровный почерк падающей мысли... Всё будет стоить!... Разве что потом, Потом, потом, когда уйду из жизни! |
* * *
С восковой хризантемой в петлице, С талисманом на шее, с пентаклей в руках Наша встреча ещё повторится! ...Ваш уверенный взгляд беспощаден и смел, Ваши губы тонки, беспристрастны, Вы хотели сказать, но никто не посмел, Ни один не сказал, что опасно Жить вот так! И смеяться! И в смехе огня Свою душу сжигать беспристанно! Разыщите меня! Повторите меня! Бесталанно всё. Безымянно. О, великие люди в плащах из стекла, Ваши плечи укутаны в вечность. Эта жизнь так ничтожна и так коротка. Бесконечность опять. Бессердечность. Я слезами своими напиться вам дам Из ковша до скончания дня. Я за вами готова по дымным следам Побежать! Не бросайте ж меня! |
* * *
Солнце — мои виски! Звёздочкой на плечо Чувственность для тоски. Листья — сухая боль. Жилка — в кристалле слёз, На расщипленьи — соль, На раздвоеньи — скос. Перлы — мои зрачки. Грани — где позвонок. Волос-пучок — жучки. В венах — гранатный сок. К телу примерю взлёт, К звуку — свой тонкий шаг. Мысли текут как мёд По перекрёстку шпаг. Точка — кольцо ступней, Время — эпоха рук. Было всего больней От серебра разлук. |
* * *
Люди — бешенный народ! Ходят, ходят кривотолки! Чей черёд! «Мой!» — тяну я к верху руку. «Мой!» — на месте не сидится. Кривотолки, как осколки! Защититься?
Сплетни — тайное оружье,
Ветер по миру разносит |
* * *
...Судьба России потекла сквозь пальцы, Срываясь в неопознанный астрал И застывая на ветру как кальций. Всё было бы иначе, может быть, Иначе, если б не было религий... Ты так мечтал свой светлый дух внедрить В кусочек тела пагубной интриги, Ты так умел и слушать, и вещать, И, сжалившись над катастрофой века, Ты так умел всё чёрное прощать, И помнить назначенье человека. И главное, в том самом — естество! Пред чем робщу, заламывая локти: Добро твоё, заветное добро На эпохальном зверском кровоточьи! |
ГОРОД
Город вымышленных зверей На ладони гладкой моей Прорастает. Город вымышленных фигур, Город вымышленных культур, Город — гей, город — шут, самодур... Впечатляет? Город вымышленных страстей У подножья храма костей На одной из шести скоростей Исчезает... |
ВЕЛИКОЕ ОБЛЕДИНЕНИЕ
Таится неподкупное желанье Разоблачить поток шальных страстей И нанизать на остриё познанья, Увековечить пасмурностью строк Несказанных слосочетаний злаки, Ища конец, нащупывать исток В философичности научной «драки»... Никто не хочет умирать «за так». (Мы вкладываем в смерть всё больше смысла.) Кто спорит с этим, видимо, чудак, Ведь поиск будто вёдра коромысла, Наполненные жижей до краёв, Покачиваясь, жаждут равновесья, Готов один... Второй уже готов Взлететь до интервала поднебесья И прокричать с неведанных высот Conceptio великого открытья: Гипноз ума — ещё не поворот, Гипноз души — величество величья! Излом самовнушенья. Краткий пост. (Мы молимся лишь перед ликом смерти), Но где ответ на заданный вопрос В дебатах жизнестойкой круговерти? |
* * *
Я, ты, мы, вы, она, они, оно. На гребешке без зубьев полно колючих вшей... В распахнутом окне окна — окно! Сегодня или завтра прорежется вчера, Пробьётся всех локтями задевая. В колодце без воды — горящая дыра, Сужающая переход, сквозная. О, хлам безумных мыслей, безудержных мазков, Печатающих чувства на картине И переутомленье. За натиском бросков — Пощёчиной ошибка в середине. Геройски выживанье поддержано страной И теми, свято названными: боги! Пылящиеся книги на полках за стеной — Чужие мысли. А чужие — строги! Верёвочкой сюжет. Канатиком кино. Материей из ситца — жизни мачта. Где весело, но пусто, легко, но голодно, Где свято, но обычно неудачно... Сопливые штаны. Платочки из канвы. Эмблемы, переклеенные дважды... За зеркалом стоят посланцы сатаны, Пришедшие за душами однажды! |
* * *
|
Лобанову Андрею
(я пробиралась к ней сквозь вечность строчек!). И ты сказал: «Наверно, быть дождю!» Немыслимому. За границей точек.
И ты сказал: «Наверно, быть жаре!»
...Ну, а потом мы хохотали всласть,
Дождь прекращён был... Вытекла жара |
* * *
|
Лобанову Андрею
На грифе пропечатывают тайность; Она мудра покорностью рабы, Она хранит в себе необычайность! Подумать только, знала я тебя, Когда звезда сжигала небосклона Тугую плеть. Но как была права Её звенящая структура стона! Теперь немыслимостью жёлтых строк Я хвастаю перед большой Вселенной... По небу растекающийся ток Поёт и пляшет перебитой веной... Когда ж узнаю от людей незлых, Что ты предательство к себе лелеешь: Полёт забыт и малокровен стих (ты на глазах слабеешь и слабеешь), Тогда сожму и скомкаю огня Струящееся выжитое племя В несбывшемся две четверти тебя, В непривзойдённом, потирая темя, Я не скажу: «Поверь мне, что стихи Стекают на струну твоей гитары, Как вина благородные, духи Непостижимой царственной Тамары!..» Я не скажу! Я просто промолчу И ты поймёшь взмах тихих «недослов». Покаешься. Опять зажжёшь свечу И полетишь талантлив и суров! |
БОЛЕЗНЬ
Какая ужасающая ложь! Смахну слезу, подумаю: «Ну, что ж!», Зажгу свечу и молча посижу.
Мне вспомнится не этот день — иной,
На целый день в квартире оставлял
Один был молодой красивый говорун,
Другой постарше был: морщины, седина,
За то, что Человек судили неспеша,
За то, что не рублю словами сгоряча,
За то, что Suizid, за то, что обошлось,
...Ты говоришь, что я с ума схожу, |
* * *
Но отступать в этой жизни не гоже, Только вчера, боже, только вчера Чище была я, добрей и моложе.
В мир окунёшься, как в воду. Сидишь
Стоит лишь голову к небу поднять —
Стоит лишь голову вниз опустить —
Вот бы уехать, уплыть, улететь бы, |
* * *
И солнце, и цветы, Как тихая симфония Последней маеты, И ветер, и небесного Дождя хрустальный звон, И звёзд скопленье тесного, И моря слабый стон. В природе всё — гармония, Но было б так в душе! ...Прощальная симфония На пятом этаже... |
* * *
|
Редактору газеты
На голове — волос белесых дулька, Я все свои печальные стихи Внесу в передовые дневники. И скажет мне тогда почётный гость, Обгладывая толстенькую кость, Что кабы я была бы помоложе, Хотя бы на пятнадцать на годков И отнесла бы пару дневников Редактору-корректору Серёже... Ворвавшись в мой загадочнейший плен, Он громко бы воскликнул: «Феномен!», Вручил медаль — «За лучшие стихи», На память — от прадедушки часы И обещанье, что на этот год Он будет мой последний нервомот! |
* * *
Пойму и я, что я — одно мгновенье, Что строчки ненаписанных стихов Дымятся фасфоритом откровенья. Хоть мир мой недоступен и суров, Хоть взгляд мой ослепляет и калечит, Но строчки ненаписанных стихов Разрывы душ соединяют, лечат. Хоть свет, летящий мимо, наискось Предательски стекает в горло тьмы, Но строчки ненаписанных стихов Из глубины веков, из глубины |
* * *
(Мне кажется, это была не примета),— Звезда подскользнулась, стекла с небосклона... Я слышала, слышала музыку стона!
Быть может, когда-то, когда-то, когда-то |
1. Dat quae quisque potest. — Каждый даёт, что может. (лат.)
© 2000 Angelika Miller: marischanson@hotmail.com | guestbook
Edited by Alexej Nagel: alexej@ostrovok.de
Published in 2000 by Ostrovok: www.ostrovok.de