Поездка в город «А» висела над нами недели две. Я не особенно расстраивался, потому что имел в этом городе много родственников — так исторически сложилось. И вообще, старинный русский город, в котором я бывал редко, будил во мне неясные ностальгические чувства, берущие начало, может быть, ещё в памяти предков. И вот, наконец, директор благословил нас, и мы отправились в путь.
На электричку мы с моим руководителем, П.А., обаятельным коренастым мужчиной около шестидесяти лет, сели рано утром и прибыли на вокзал города «А» после трёхчасовой тряски. Дело было в июне, и встретил нас тёплый летний дождик. Впрочем, не только он.
Едва мы сошли с поезда, дико и немного испугано озираясь по сторонам, рядом с нами затормозила синяя семёрка «Жигулей». Мы отпрянули, но в тот же миг я узнал неожиданного встречающего. Из машины вылез муж моей двоюродной сестры, большой, добрый и удачливый бородатый обрусевший армянин Артак. Сразу, без разговоров, приняв П.А. в свои родственники заодно со мной, он умудрился обнять нас обоих одновременно и немедленно поволок в экипаж.
— Какие люди! — искренне, шумно порадовался он,— сто лет не виделись! Он с тобой? Он с вами? — восклицал Артак, обращаясь то ко мне, то к П.А.— Отлично, мужики! Сейчас на свадьбу поедем!
— Вообще-то мы работать приехали,— хмуро отбивался П.А.— Нам нужно в гостиницу.
Артак даже побледнел сквозь густые заросли чёрной броды и слушать ничего не захотел.
— Родственников — в гостиницу? В такой день?! Я обижаться буду! Марш на заднее сидение, и без разговоров! Три года не приезжал! Мама не приехала! Понимаю, дела, возраст. Но ты! Но вы! Едем... Будьте спокойны. С кем вы сейчас собираетесь здесь работать? Всё равно у меня сегодня, как говорится, половина города! А кто не из этой половины, тот нам совсем неинтересен, да?
Мы не заметили, как оказались на заднем сиденье автомобиля. Щёлкнула и завыла коробка передач, и мы с бешеной скоростью помчались по улочкам провинциального города. Артак болтал без умолку, а между тем П.А., сжимая под мышкой свою толстую деловую папку, тихонько толкал меня в бок и задавал вопросы, а также, естественно, получал ответы:
— Кто это?
— Родственник.
— А куда мы едем?
— На свадьбу.
— Хм... А нам это надо?
— Надо! — кивнул я после недолгой паузы,— думал, завтра их навестим, но не отказываться же теперь? Обидятся.
П.А. согласился с тем, что родственников обижать нельзя. Мы ехали недолго и остановились на наполовину городской, наполовину деревенской улице. Дома, согласно времени, стояли на ней самые разные. Были и особняки с гаражами и башенками, по моде, и старые домишки времён первых стачек. Вот как раз рядом с таким домом нам и было предложено выйти. Деревянному трёхэтажному, вытянутому вдоль улицы дому было лет сто, не меньше. Глядя на его почерневшие стены и не совсем горизонтальную линию крыши, у меня защемило сердце. Я уже видел этот дом. В нем жили — мой дед, которого я не знал, бабушка и мама. Он оставался последним из могикан среди белокаменного зефира — постройки «новых русских» возвышались прямо перед ним, слева и справа. Его окружала покосившаяся ленточка из досок, с обеих сторон охваченная зарослями крапивы, гармонично дополняя картину первобытного хаоса. Если имеет право на существование английский сад, не имеющий чётких граней и пропорций, кто скажет, что нет прелести в таких домах, отходящих в прошлое?
— Все отсюда уехали,— пояснил Артак,— а мы не хотим. Это теперь наш дом, весь! Даже Лена, жена, не хочет переезжать, а что говорить о нашей бабушке! Ну зачем, скажи, мне такой мавзолей нужен? — сказал он, кивая на новый дом с башенками.— У меня вот задумка есть,— подмигнул он и толкнул скрипучую дверь, приглашая нас войти.
Я не сразу понял, почему дом изнутри показался таким огромным. Чуть позже до меня дошло — он не имел этажей внутри! Был один этаж, первый. Больше никаких горизонтальных перекрытий не было. Окна в три яруса тускло освещали сатанинскую громаду здания, в котором не хватало разве что сов да летучих мышей. Нет, оно не было пустым. Внутри дом разделяли многочисленные деревянные перегородки-времянки метра два в высоту, совсем ободранные или покрашенные на скорую руку. О немыслимом их числе я узнал позднее. Под необычно высоким потолком висели гроздья обнажённых электрических лампочек, пока не превратившихся в хрустальные люстры. Везде царил полный бедлам, кучи мусора валялись по углам комнаток–отсеков, причём среди мусора можно было увидеть и помятые медные чайники, и ещё живые на вид тела импортных радиоприёмников, и древние стулья с витыми ножками, и какие-то грязные старинные платья, напоминающие реквизит любительского театра.
Едва мы вошли, Артак нажал какую-то кнопку на стене, и бывший первый этаж осветился многочисленными маленькими светильниками-прищепками, расположенными по углам перегородок.
— Прошу во дворец! — широким княжеским жестом обвёл Артак свои владения.— Здесь мы все и живём. Да, друзья, моим шереметьевским планам пока не суждено было воплотиться в жизнь, но зато каков размах, а? На балы весь город бы слетался! Кризис помешал. Но ничего, преодолеем! Я ещё вглубь хочу пару этажей выкопать, на всякий случай,— шепнул мне Артак на ухо,— прятаться от ракет и коммунистов. Да идите же,— захохотал он, подталкивая нас к смежной комнате,— вы у нас дома!
— Милейший человек, а где же свадьба? — простодушно спросил П.А.
— Будет и свадьба! — пообещал Артак и открыл вторую дверь.
Сейчас же мы услышали гул, смех и звон, увидели людей, хорошо знакомых мне и незнакомых совсем. Свадьба ещё не пела и не плясала, находилась в стадии прелюдии. Кто-то в ярком галстуке, неопределённого возраста и уже подшофе, увидев нас, очень обрадовался, делая нелепые обезьяньи гримасы, и нетвёрдой походкой направился к нам. Артак на время исчез из вида, но тут всё так завертелось, что мы долго о нём и не вспоминали.

Я узнал моего двоюродного брата, застенчивого Сашку, постарше меня, от которого, как я слышал, ушла уже третья жена. Он был нетрезв, но выглядел весьма элегантно в сером блестящем во всех местах костюме и при галстуке. Сашка немедленно извлек откуда-то (мне показалось — прямо из стены) небольшую бутылочку «Смирнова» и ловко разлил на троих в гранёные стаканчики, тоже взявшиеся невесть откуда. Для закуски он извлёк из кармана пучок мытой редиски и положил его на стул.
— За встречу, братишка! — изрёк он и чокнулся со мной, подаваясь вперёд всем корпусом.— Как дети? Жена? Работа? Не выгнали ещё? Давно пора, дорогой, апельсинами торговать или самогон гнать. Всё инженером прикидываешься. Уровень у тебя не тот! Главное в этой жизни, братишка, уровень!
— А ты кем прикидываешься? — спросил я без злобы.
— Я-то? — качнулся Сашка влево, а затем вправо. — Я в городской власти состою! При мэре города!
— Да ну? — искренне удивился и обрадовался я.— Ты же всегда застенчивым был.
— Был да ума добыл,— хитро прищурился Сашка и внимательно посмотрел мне в лицо, будто пытаясь определить мой Ай-Кю. Решив, должно быть, что я совсем человек никудышный, он вытаращил глаза на П.А.
— Вы — Головкин? — вдруг возбуждённо заорал он.
— По правде... эээ,— промямлил что-то невразумительное П.А.
— А п-почему без формы?
— Я всегда в форме,— вежливо парировал П.А, придя в себя, и поправил галстук.
— Но вы Головкин или нет, я спрашиваю? — допытывался брат, тыча пальцем в грудь нахохлившемуся П.А., готовому к обороне.— Нет, Головкин, говорят, молодой и высокий. Ты — не Головкин,— грустно подытожил Сашка.— Должно быть, Головкин сегодня не придёт.
— Сам ты Головкин,— выдохнул П.А., осушив свой стаканчик и стараясь быть как можно спокойнее.
— Как себя чувствуют молодожёны? — осведомился я, пытаясь перевести разговор в сторону, противоположную непонятной нам теме о каком-то Головкине.
— Х-хорошо чувствуют! Счастливы, растеряны, б-балдеют! А ну, пойдёмте, братья, со мной! Пойдём же, Головкин!
— Да никакой я не Головкин! — всерьёз обиделся П.А.,— заколебал, блин. Квасу можно у вас попить? И пойдём отсюда,— строго, непреклонным голосом руководителя обратился он ко мне.
— Слушай,— шепнул я брату,— ты бы хоть в залу провёл, невесту с женихом показал. Держишь нас тут, как истуканов. Стол, поди, накрыт уже? А мы, между прочим, даже не завтракали и только с поезда.
— А зачем я, по-вашему, здесь, с вами? — немного даже возмутился Сашка,— секундочку! Мне поручено вас встретить и сопроводить. Входите, братья!
— Головкин твой тебе брат,— тихо, сквозь зубы, процедил П.А., но я поспешил успокоить шефа, стараясь убедить его в том, что всё будет в порядке.
Брат стал искать дверь в перегородке, из-за которой он вроде бы только что появился. Впрочем, я не утверждаю, что дверь была. Скорее всего, её вообще не было. Или существовала она раньше, а затем заросла, как рана на пятке.
— Замуровали! И кого! Третьего помощника второго заместителя мэра! — воскликнул Сашка и толкнул перегородку ладонью. Лист толстой фанеры плашмя упал в большой зал. Никто не удивился и даже внимания на нас не обратил, словно на свадьбе просто непременно должны откуда-нибудь валиться перегородки.
Мы оказались в просторном, наверное, самом большом в этом доме помещении. Не помню, что там было ещё, но длинный и широкий стол, уставленный всевозможными напитками и закусками, сразу приковал внимание. Родственников и гостей было человек сорок, если не больше. В комнате стоял чад и тяжёлый, как папиросный дым, гул голосов десятков людей, только недавно переставших слушать друг друга и разделившихся на маленькие группки — по два, три, четыре человека. Кто-то выкрикивал поздравления и неясные возгласы, родственники суетились, выносили прочь пустые тарелки, приносили новые холодные и горячие блюда. Народ, на удивление, попадался самый разный. Были здесь и солидные мужи в дорогих костюмах, и старички в потёртых пиджачках, и смотрящие на всё с глубоким немым презрением небогатые, но интеллигентные юнцы с косичками и серьгами. П.А. и мне, притулившимся с краю, тут же поставили тарелки, положили салатиков, налили в рюмочки.
— Ну, пусть от москвичей вот этот симпатичный пожилой дяденька речь скажет,— попросила сестрица Лена.— Из тебя, Димка, всё равно слова не вытянешь.
— Я у вас человек новый, но свадьба всегда — большая радость, и хотелось бы выпить за молодоженов! Чтобы они сами себе пожелали всего, что себе желают,— произнёс не совсем ясную фразу раскрасневшийся от смущения П.А., стараясь перекричать собравшихся. На мгновение гул утих.
— Горько!!! — неистово заорал П.А., блуждая глазами в поисках молодожёнов. Когда их идентификация в толпе была произведена, он удовлетворённо опрокинул содержимое рюмки в рот.
— Горько! — заорали остальные. — Ох, как горько-то! А, слаще, слаще... Раз, два, три...
Какая-то пожилая женщина дурным голосом затараторила частушки, что-то вроде «мой милёнок под окном, он ограбил гастроном», но быстро осеклась. Люди по большей части собрались серьёзные, настроение для частушек ещё не наступило.
— Кваску здесь можно попить? Или минеральной воды. Или хоть какой-нибудь,— почти шёпотом обратился П.А. к соседу справа. Ему, наконец, налили квасу, и П.А. совсем освоился в незнакомом месте, заурчал и запел тихонько.
Подлетел Сашка и стал жужжать около нас, как назойливая муха. Я не обращал на него внимания. Вообще-то, я пытался рассмотреть невесту с женихом. Они сидели у дальнего конца стола. Их было неплохо видно, но странное чувство никак не отпускало меня. Я не был уверен точно в том, кто из них должен был быть моим родственником, но они оба казались мне совершенно незнакомыми людьми. Ну, ей богу, ни её, ни его я в жизни не видел! Пока я задумался, пытаясь понять, что же здесь, в конце концов, происходит, послышался страшный грохот. Перегородка за моей спиной рухнула, и в зал вошёл, перешагивая через обломки стены, как через руины поверженной крепости, высокий молодой генерал-лейтенант в очках, розовощёкий, словно ангел, только зелёного цвета.
— Генерал-лейтенант Сергей Головин,— представился он, отдавая честь и рывком сдёргивая с головы фуражку,— прошу извинить за опоздание! Эти нехристи выпустили ещё три ракеты с лазерным наведением по беззащитному народу!
— Выпейте за нашу победу, генерал! — фальцетом выкрикнул кто-то, подавая вновь прибывшему широкий, наполненный до краёв бокал.
— Я ненадолго,— поклонился генерал,— вечером состоится заседание штаба округа.
— Каковы настроения в штабе? Надолго ли затянется конфликт? — в один голос зашумели присутствующие.
— Это — военная тайна,— отрезал генерал и пригубил напиток.— За вас, православные.
— А соль, спички, сахар пора запасать? У меня месяца на три всего осталось,— проскрипела какая-то древняя старушка.— Тайна тайной, а ты уж нам-то, соколик, правду поведай, раз явился.
— Без паники, соратники. Ситуация под контролем,— тонко и мужественно улыбнулся генерал, допил водку и закусил солёной красной рыбой, с удовольствием жмурясь и причмокивая. Затем ему налили вторую и попросили сказать слово за молодожёнов. Генерал слегка замялся.
— Что-то слова друг с другом не вяжутся. От волнения, наверно. Знаете, вот когда проматеришься как следует, мысли сразу текут легко и спокойно. Ну, ладно, попробуем без мата... Друзья, бля! Здоровья вам, денег побольше и мира во всём мире! Кажется, получилось...
Все дружно поаплодировали и выпили.
Я продолжал разглядывать молодых, напрягал память и силился понять, кто же они такие. У меня был приготовлен подарок, но я не мог решиться вручить его людям, с которыми не был знаком. Я не знал, как следует поступить.
Тут кто-то толкнул меня в бок и отвлёк от размышлений. Ясное дело, это подал знак П.А. Он был уже весьма доволен жизнью, но ситуацию точно держал под контролем — как всегда.
— Слушай, этот генерал — случайно не наш? — шепнул мне на ухо П.А.
— В каком смысле? — не понял я.
— В смысле, смысле! — передразнил меня П.А.— Нафига мы сюда приехали? Акты нам нужно подписывать?
— Ну.
— Ну, ну, антилопа гну! А подписать нам их нужно в штабе округа?
— Да...
— Так вот, я почти уверен, что это тот самый генерал и есть. Забыл его фамилию, да папку при всех открывать неудобно.
— Давайте подождём,— предложил я.— Ещё немного, и он дойдёт до кондиции, тогда мы всё разузнаем и его голыми руками возьмём.
Генерал-лейтенант Головин разговора нашего слышать не мог, потому что его уволокли сразу же к противоположному концу стола. Сашка, естественно, крутился вокруг него. Но мне показалось, что генерал внимательно смотрел на нас и, как бы невзначай, подмигнул нам обоим. Военные — очень проницательные люди.
К нам подошла тётя Оля, пожилая хозяйка дома, бабушка, всплеснула руками, обняла меня и расцеловала.
— Как жизнь-то? Мама как себя чувствует?
— Нормально,— кивнул я.— На огороде копается.
— Молодец! Она всегда держится молодцом, дай бог ей здоровья! А дочка как, жена?
— Нормально,— повторил я дурацкое слово. Меня всё же сильно занимали личности невесты и жениха.
— Пирожки мои пробовали? С рисом и яйцом, с капустой. Пейте ешьте, не стесняйтесь! — наказала она мне и скромно отошедшему в сторону П.А.— Ах, ничего ведь не осталось, вот я сейчас новые сниму!
Тётя Оля выбежала в открытую дверь и я, воспользовавшись моментом, последовал за ней. Оказавшись в длинном узком коридоре, то есть в полумраке между перегородками, я почти крикнул:
— Тётя Оля!
— Что, милый?
— Умоляю, скажите, кто это?
— Кто? — притворилась тетя, будто не поняла, кого я имею в виду.
— Молодожёны. Кто женится? Или замуж выходит? Я их совсем не помню.
Тётя Оля улыбнулась, потрепала меня за волосы.
— Совсем ты нас забыл, своих не узнаёшь! Племянница твоя двоюродная выходит за суженного. Красавица! Гляжу — и душа поёт, сердце от радости наружу из груди просится.
— Да ведь не Маринка это! — в отчаянии зашипел я,— та маленькая блондиночка была, а эта брюнетка высокая! Что вы мне, тётя, голову морочите!
Тётя зачем-то оглянулась по сторонам, тихо засмеялась и придвинулась ко мне ближе, будто собиралась открыть страшную тайну. Впрочем, так оно и было.
— Ну-ну, раскричался,— укоризненно покачала головой тётя Оля,— думаешь, ты один такой умный? Ну хорошо, Димка, я тебе правду скажу. Это дети наших соседей слева и справа, Ира и Женя. Родители у них порядочные, с достатком, и сами молодые — люди хорошие, с манерами, с образованием, будущие юристы. Мариночка наша и Коля, жених её, пожелали первую брачную ночь у него в гараже провести. Гараж, между прочим — что твоя вилла! А может быть, они скоро придут. Кто их, бесов, поймёт? Не скажешь ведь гостям, что жених с невестой сбежали — разобидятся, засрамят! А Ира и Женя всё равно на следующей неделе женятся — им сейчас это что-то вроде репетиции, на пользу. Какая гостям разница? Им лишь бы выпить хорошенько, да пузо набить. А наши детки, может быть, в тишине и покое скорее детишков сделают. Внучат уже вырастила, а ещё ведь не совсем старуха, а? Силы есть и правнуков понянчить, семейной жизни наших желторотых поучить. Верно говорю? — задорно хлопнула меня по плечу тётя Оля и убежала на кухню.
Не скрою, что у меня закружилась голова от признания тёти. Я отправился обратно в залу и принялся искать П.А. Его не было на том месте, где я его оставил. Он уже переместился к середине стола и увлечённо беседовал о рыбалке с длинным седоволосым джентльменом, по виду отставным полковником. Мужчины широко разводили руками, пытаясь доказать друг другу, что настоящая рыба водится только в озере или в пруду рядом с их дачей, и нигде больше. Они, наверное, были на вершине непонятного мне блаженства, но я довольно грубо выдернул П.А. из беседы за лацканы пиджака и горячо запротестовал:
— Нас обманывают!
— Кто, где?! — не понял сначала П.А.— А, я догадывался, блин, что у них такие щуки не водятся! — глаза у П.А. налились кровью.— Раза в полтора меньше! Уж я-то знаю, меня не проведёшь!
— Причём тут щуки? — закипел я.— Нас по крупному обманывают! Жених и невеста — подставные! Настоящие находятся совсем в другом месте! Я только что узнал об этом. Пойдёмте отсюда!
П.А. какое-то время молча переваривал то, что я ему сказал. Он, безусловно, очень умный человек. Даже тогда, когда трезвый.
— Ну и что? — спросил он осторожно.
Я откровенно возмутился. П.А. ничего не понимал!
— Как это — ну и что?! И после этого вы намерены здесь оставаться?
— Димочка, тебе здесь плохо? — ласково, по-отечески спросил П.А., наливая мне, себе и своему новому приятелю-рыболову.
Я не нашёлся сразу, что сказать и слушал.
— Смотри, какие положительные, душевные люди вокруг! Сколько выпивки, закуски! Разве нас никогда не обманывали? Всегда нас обманывают. И при этом делают нам плохо. А эти делают нам хорошо. И, к тому же, они сами себя сознательно обманывают. Для того, чтобы и им самим было хорошо. Вот что, слушайся своего наставника и, между прочим, начальника. Отдыхай, будь доволен жизнью, упивайся ею! Эх, всему вас нужно учить, молодых. К моим годам наберёшься мудрости, да много успеешь потерять. Верно я говорю, Валентин Васильевич? — обратился он к недавнему собеседнику.
— Так точно! — вытянулся отставной полковник,— молодые ничего не понимают. Лови момент, гусар! — проникновенно произнёс он, протягивая мне большую ладонь.
Я хотел возразить, но П.А. весьма настойчиво влил в меня рюмку водки и заткнул мой пыл душистым малосольным огурцом. Издалека нам ободряюще помахал рукой генерал Головин. Видимо, субординация не позволяла ему сейчас же подойти к нам и выпить на брудершафт. Но он, несомненно, изучал нас и был душою с нами. Минут через пятнадцать я размяк, подобрел, и мне сделалось безразлично всё на свете. Кто-то выкрикивал тосты, где-то в стороне били посуду, дурными голосами продолжали орать «горько!». Свадьба как свадьба. Было бы очень глупо не чувствовать себя хорошо там, где хорошо всем остальным. Я, как всегда, подчинился воле большинства, поплыл куда-то, стал себе чужим. Или наоборот, стал самим собой?

Часа полтора-два, а может быть, и больше, совершенно выпали их моей памяти, но дальнейшее я помню довольно отчётливо.
Меня вернул к жизни вопль тощего наголо бритого юнца, который призвал всех немедленно бежать в спальню. Как по команде главнокомандующего, все ломанулись туда, спотыкаясь, толкаясь и опрокидывая стулья. Мы с П.А., как всегда, оказались на задворках и присели на полу, скрестив ноги. А молодожёны и почти все гости уместились на огромной двуспальной кровати, застеленной ослепительно белым шёлковым покрывалом. Опоздавшие, вроде нас, уронили бренные тела где попало. Спальня представляла собой такую же большую комнату с театральными перегородками, но в ней было одно, что собрало и даже немного протрезвило всех — телевизор. Показывали новости. На широком плоском экране чёрный бумеранг «Стелса» загорелся и стал падать. Все зааплодировали, послышались крики «Ура!», праздничной канонадой загремели пробки, вылетая из тёплых бутылок с шампанским.
— Дали мы им по лапам загребущим! Дали! — оживился до сих пор смирный и незаметный восьмидесятилетний дедушка, самый, наверное, пожилой гость.— Вот она — победа нашего оружия! По этому поводу обязательно нужно выпить.
— Тоже мне, прокладка с крылышками! — имея в виду сбитый самолет, высказался юнец и поднял вверх оба кулака с характерно торчащими средними пальцами.— Прокладка-невидимка!
— Это четвёртый за месяц, товарищи,— ни к кому не обращаясь, произнёс генерал, делая пометки в своём блокноте. Затем он поднялся, отошёл в сторону и долго вполголоса разговаривал по сотовому телефону, слушая и отдавая приказы.
Тут подал голос П.А., и он, конечно, был как всегда прав.
— Это всё замечательно, разумеется. Но где мы все находимся, а? На свадьбе, или что? Нерусские мы, что ли? А ну, запевай!
Громко, раскатистым басом, с казацкой удалью, затянул он любимую песню, перекрывая своим голосом весёлую трескотню телевизора:

Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера...
Дальше последовал очередной мой провал в памяти. Когда я очнулся, в спальне, кроме молодожёнов, никого не было. Не считая П.А., который пытался меня разбудить и поднять с пола. Парень с девушкой смущённо и нетерпеливо косились на нас, и П.А., словно глухонемой, делал им красноречивые знаки руками — сейчас, мол, смоемся, ещё секундочку потерпите, ребята. Вдруг появился озабоченный хозяин дома, отставник дядя Федя, который, конечно, обнял меня и моего П.А., но сейчас же намекнул, что неплохо бы нам убраться отсюда, причём чем скорее, тем лучше.
— Молодожёнам отдохнуть нужно, остаться наедине. Понимаете? — проникновенно произнёс он.— Идите в жопу! — затем очень ласково посоветовал дядя Федя.
— Понимаем,— икнул я,— сами такими были.
— Давно уж,— в свою очередь икнул П.А.— Но в жопу — не хотим. Хотя уже там находимся.
— Сравнительно недавно,— опять икнул я. Сейчас не помню, что именно я имел в виду — что недавно был молодожёном или что недавно нахожусь... ну, в том месте? Наверное, всё же первое.
Нас ненавязчиво, по-доброму, выставили из спальни вон, предупредив, что планировка ещё не закончена и те, кто оказались на той стороне дома, на которой находимся мы, не смогут воспользоваться туалетом, который на другой стороне. То есть писать (с ударением на первом слоге) придётся на улице.
Гостей не было видно — вероятно, все уже ушли. В доме стало тихо, только за перегородкой кто-то жутко храпел, сотрясая, казалось, всё хлипкое на вид сооружение. Нас, имеющих права родственников, включая и П.А., никто из дома не гнал, да мы, честно говоря, никуда и не хотели идти. П.А. жалел только, что мы генерала упустили.
Нам отвели комнатушку-отсек с двумя пружинными кроватями и старинным трюмо. Я немедленно завалился на спальное место и закурил, стряхивая пепел в вазу с сухими ромашками. П.А. посмотрел в треснувшее зеркало, и на лбу у него образовались бугристые страдальческие складки.
— Чёрт, ещё только ранний вечер, а уже голова трещит. Правильно мне директор одного завода говорил — либо вообще не пей, либо до конца, до точки. А то — ни то, ни сё.
— Пивом бы глотку промочить,— отозвался я со своей кровати.— А потом поспать. С шести часов утра не спим ведь.
— Ну, чего зря страдать? Этим себе не поможешь,— приободрился П.А.— Пойдём на разведку. Хоть город посмотрим. И заодно, между прочим, нужду малую перед сном справим.
Особого желания бродить по городу у меня не было, а если откровенно, то не было никакого. Однако выйти по нужде, конечно, следовало, и я покорно слез с кровати. Меня немного мутило, но, в общем, день был прожит не зря.
Щурясь, мы выползли во двор. Было ещё по-летнему светло и приятно свежо после дождя. С неба не капало, однако в любую секунду могло полить как из ведра. В поисках подходящего места мы обошли дом и нашли укромный уголок под густым деревом, рядом с останками ржавой бочки.
— Вот это да! — воскликнул вдруг П.А., тщательно протёр оба глаза, вытаращил их снова и показал пальцем на куст сирени.— Рояли в кустах, слышал, попадаются, но чтобы компьютеры!
Я с опаской посмотрел туда, куда показывал П.А. Уж не спятил ли он? Но нет — за кустом действительно стоял низкий столик со скамейками, а на столике возвышался монитор самой настоящей персоналки, причём неплохой. Недолго думая, я нажал кнопку на системном блоке, и чудо технической мысли, как водится, зажужжало, пискнуло и осветилось голубыми облаками.
— Нажми-ка на эту иконку,— тихо, но настойчиво скомандовал П.А., словно почувствовал что-то.
На иконку я нажал, и перед глазами поплыли весьма вульгарные картинки, нарисованные в стиле японских мультиков. Внизу экрана мелькали надписи на английском языке, которые объясняли правила игры, но П.А. их не читал, а только нетерпеливо нажимал «мышкой» на зелёную стрелку справа. При этом девица с огромными глазами сбрасывала с себя одежды и вставала в очень откровенные позы. Я поглазел немного, но вскоре мне это надоело.
— Давайте используем улицу по назначению и пойдём обратно,— предложил я П.А.— Я спать хочу. Всё равно пиво в этом районе, похоже, не продают. Или дальше нужно идти.
Но П.А. меня не слышал и даже не пошевелился. Как зачарованный, он смотрел, не отрываясь, на экран. Честное слово, никогда его таким раньше не видел. Чего только не случается с человеком в командировке! На эту тему диссертацию соорудить можно.
Внезапно в небе громыхнуло, и на землю упало несколько крупных капель. Я встревожился.
— Выключайте компьютер, может произойти короткое замыкание!
Но я, однако, не успел. Оно уже произошло.
Внутри монитора что-то треснуло, лопнуло и девица, едва повернувшись к нам розовым задом, пропала. Экран потух. Затем что-то щёлкнуло внутри системного блока, и светодиоды на нем тоже погасли. П.А. повернулся ко мне, чуть не плача.
— Ну что теперь делать, блин! Мы с хозяевами десять лет за него расплачиваться будем! Всё, что на камин копил, отдать придётся!
— Починить же можно,— стал я его успокаивать,— сейчас за отвёрткой схожу.
А дождь, как назло, снова кончился, сделав своё чёрное дело.
Тут во дворе показался Артак с огромным дымчатым котом на руках. Заметив нас, он приветливо улыбнулся и направился в нашу сторону. П.А. побледнел и перекрестился.
— Вот, просится утром и вечером на улицу, как собака,— сказал Артак, бросая зверя в кусты.— Вы такого кота когда-нибудь видели?
Мы молчали.
— Что случилось? — забеспокоился Артак.— А, компьютер! Это из-за бабушки. Внук, то есть мой сын, днями-ночами играет, а она говорит, что видеть этого не может. Вот и пришлось поставить его в дальний угол сада, куда бабушка не ходит, потому что здесь ей один раз то ли чёрт почудился, то ли какой-то известный политик без штанов. Включите, если хотите. Там в нём забавные игры есть. Для взрослых.
— Уже включали,— мрачно произнёс П.А.— Дождь пошёл и... в общем, он сгорел. Я возмещу! Мотоцикл продам, баню! Спиртного три недели в рот не возьму!
— Что вы! — не на шутку испугался Артак,— чтобы мой гость вот так убивался! Да я всё равно хотел его выбрасывать, боюсь, что сын совсем свихнётся. Пусть на живых девок смотрит, а не на виртуальных этих! Бросьте, дорогой мой, бросьте переживать. Рука не поднималась избавиться от этой напасти, да вы помогли. Спасибо! Спасибо говорю, да?
Всё равно нам, конечно, было неловко, и мы поспешили в дом, чтобы не видеть следов своего преступления. Тем более что дождь пошёл снова. Он то прекращался, то поливал опять — совсем достал. И вообще, мне довольно сильно хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось. Сон должен быть ясным и коротким, тогда он во благо. А тут — что-то он затянулся, ей богу. Пора бы, однако, проснуться. Но, милейший читатель, не произносящий фразу «не мы, а вы» — помнишь ли ты, как давно мы на самом деле не просыпались?

Казалось, должны мы были с П.А., наконец, проснуться. Но не тут-то было! Как раз и закрутилось колесо несуразностей с новой силой. Как будто наши головы не только сварили всмятку, но и напоследок долбанули по ним ложечкой величиной с весло.
Едва мы подбежали к входной двери дома, нам навстречу выскочили заспанные и счастливые молодожёны. Жених почтенно остановился, завидев моего начальника, и протянул П.А. хрустнувшую зелёную купюру и бутылку армянского коньяку. А невеста с благодарностью, словно дочь отца, поцеловала его в лысину. П.А. так растерялся, что от неожиданности секунд пятнадцать не мог произнести ни слова, только хрипел и кашлял, нелепо, словно пугало на огороде, разведя в стороны руки с купюрой в одной и бутылкой в другой.
— За что? Что я вам такого сделал? — наконец, тихо произнёс П.А.
— За отличный приём, товарищ генерал-полковник! — звонко отчеканил жених. Невеста согласно кивнула, обнимая жениха, но влюблённым взглядом пожирая всего П.А.
П.А. ещё больше покраснел.
— Да вы чего, ребята! — изумился он.— Я в этом доме был первый раз в жизни! И никакой я не генерал-полковник, а лицо абсолютно гражданское! На флоте матросом служил, когда вас ещё и в проекте не было!
Я движением головы молча подтвердил слова шефа.
— Да полно вам отпираться! — улыбнулась невеста.— Всем же понятно, что вы здесь самый главный, только, так сказать, инкогнито. Вы, конечно, из ФСБ или Генерального штаба. А то, можно подумать, мы не видели, как на вас наш генерал смотрел, и всё время вам подмигивал.
— Я слышал, вы рыбалку любите,— встрял жених,— так вот, официально приглашаю вас и вашего адъютанта (это он обо мне — вот спасибо-то!) к нам на дачу. Она прямо на берегу Оки стоит. Прекрасный клёв гарантирую! Уж не побрезгуйте, товарищ маршал.
— Ну, ёлки-палки, не ожидал,— только и сказал П.А.
Возведя П.А. в чин маршала, молодые бесследно растворились в белом вечернем тумане, внезапно расстелившемся по улице. И почти сразу за нашими спинами послышалось благородное шуршание шин большого автомобиля. Мы с П.А. одновременно обернулись и увидели остановившуюся посреди улицы шикарную бежевого цвета «Чайку» выпуска шестидесятых годов, с затемнёнными стёклами. Из машины вышли Марина с Колей и, смеясь, побежали в дом, не глядя на нас.
— Мариночка! — крикнул я немного с опозданием, когда она уже скрылась в доме,— я тебя поздравляю с самым светлым днём в твоей жизни! Пусти нас переночевать, ради бога!
— Валите отсюда! — огрызнулся настоящий жених.— Вам бутылку дали, и проваливайте. Вот лично я бы ничего не дал, кроме как по шее. Теперь её муж — я! Короче, ребята, идите в жопу!
— Второй раз за день нас туда командируют,— посчитал П.А.,— как они все недалёки! Ну, времена! Даже послать как следует не могут. Сейчас, однако, ты у меня получишь, муженёк хренов. За грубость.
П.А. подошёл ближе, а жених Коля сделал три шага к двери, крепко вцепившись в спасительную ручку.
— Вы меня... нас... не так поняли,— опешил я, улыбаясь Коле и стараясь сохранить мир на земле города «А»,— я её дядя.
— А он — тётя? — указал Коля на П.А., который ещё больше набычился и сжал внушительные кулаки.
— Подарок-то ей передайте! — попытался я сунуть Коле-мужу серебряные серьги для Марины, извлечённые из кармана пиджака. Он был непреклонен и смерил меня презрительным взглядом, в то же время с опаской косясь на П.А.
Дверь перед нами захлопнулась, и мы, совершенно протрезвевшие, обалдевшие и помятые, остались на улице.
— Те мне больше понравились, хоть и ненастоящие,— подвёл черту П.А.— Ну их всех к лешему, посидеть охота...
Дальше помню — сидели мы на мраморном крыльце особняка напротив, курили, молчали, смотрели на ночное небо, не тёмное, а пронзительно синее, словно море. Деньги П.А. положил в карман, пообещав мне половину в Москве, как только поменяет. Я не протестовал — это ведь благодаря мне он сюда попал. Бутылка коньяка стояла перед нами непочатая. И без того уже набулькались, только что из ушей не лилось. К тому же мы решили коньяк в Москве выпить, с институтскими коллегами.
А с неба снова закапало. Хоть и нависал над нами козырёк, а как-то всё равно неуютно становилось.
— Пойдёмте, постучимся в дом,— предложил я,— не сидеть же здесь целую ночь. О нас забыли, а мы напомним. И не попрощавшись уезжать нельзя. Там ведь все же родственники мои живут.
— Папка там наша осталась. С документами,— вздохнул П.А.
— Ну, тем более.
— Людей разбудим, жалко. Не все ведь такие вредные, как эти...
— Что же, до утра ждать?! — возмутился я.— Вы же маршал! — неуместно повторил я глупую шутку подставных молодожёнов.
— Вот-вот,— горько усмехнулся П.А.,— поэтому сейчас нам либо накостыляют, либо возведут меня в генералиссимусы. А до зарплаты только вот эти сто баксов остались, и те нам с тобой пополам. Как бы не отняли ещё, если снова нас не так поймут. Нет уж, лучше здесь посидим. До утра.
Делать было нечего. Мы уронили головы на грудь и то ли задремали, то ли забылись. Первым очнулся П.А.
— Дима!
— А? — встрепенулся я.
— Который теперь час?
Я посмотрел на часы. Было без десяти шесть и совсем светло.
— Где мы? — спросил П.А.
— Всё там же, шеф. В городе «А».
— Это я помню. А что мы на этой улице делаем?
— На свадьбе были,— продолжал я освежать память П.А.— У моих родственников.
— А какого рожна, Дима, мы туда попёрлись?
На этот вопрос я ответить не смог, как ни пытался — только мычал и разводил руками. Часто, ох как часто утром не в состоянии мы объяснить даже себе, зачем что-то делали вечером.
Мы одновременно покосились на коньяк и после недолгих колебаний откупорили бутылку — исключительно для поправки здоровья. П.А. с отвращением хлебнул из горлышка терпкой красно-коричневой жидкости, затем то же самое проделал я. Мысли перестали тупо биться в тонкие стенки черепа, обрели форму и содержание.
— Никогда ещё в шесть утра коньяк не пил,— сказал П.А., вытирая губы.— Докатился! Не рассказывай никому.
— В лечебных же целях,— попытался я оправдать наше распутство.— День-то вчера тяжёлый был. Ну, по глотку сделали, и хватит, остальное коллегам оставим. Нет, ещё по одному малюсенькому глоточку — и больше точно не будем.
Я хлебнул ещё, и довольно основательно. Мы немного помолчали, вспоминая прошедший день.
— Чёрт знает что! — в сердцах сплюнул П.А..— По-моему, мы в каком-то спектакле играли. Только непонятно, кто были зрители. А, наверное, вот эти и были, которые баксы дали.
— Да мы же всю жизнь в спектакле играем,— философски заключил я,— только денег нам не всегда дают. А если и дают, то с таким видом, словно половину своего желудка дарят. Или правую почку. И винить их негоже. Вот вы нищим часто подаёте? — вдруг спросил я.
— Причём тут это? — покраснел П.А.
— Вот, нечасто. А почему нам должны подавать? Думаете, мы кому-нибудь нужны? Как зайцу сбруя. Были бы нужны, не подавали бы, а спрашивали — сколько? Всем довольны? А то, может быть, вы сегодня плохо позавтракали? Может, не дай бог, вам ботинки жмут? Но, как просвещённые люди говорят — отнюдь... Не для нас встаёт солнце, поют птицы, танцуют женщины...
— Ну, хватит попусту лясы точить,— поднялся П.А., потягиваясь и потрескивая, как старый дуб,— пора папку нашу выручать и в штаб ехать.
Шеф перешёл пустынную улицу и решительно постучал в дверь могучим кулаком. Не услышав не только ответа, но и какого-либо шевеления внутри, он дёрнул за ручку, и дверь легко открылась.
Дом был совершенно пуст! То есть не было не только людей, а вообще ничего. Ни перегородок, ни стола, ни телевизора, ни кровати. Только кучи мелкого мусора валялись по углам, да пахло мочой вперемешку с прелой сыростью. Странно, но мы тогда даже не очень удивились. Может быть, потому, что нас занимала папка. За неё нам бы точно по шее настучали, а может быть, и оторвали бы что-нибудь.
— А вот и она, родимая,— облегчённо выдохнул П.А., указывая на ближайшую ко входной двери кучу мусора.
Папка оказалась открытой, и П.А. с новым беспокойством принялся проверять, всё ли на месте. Мы не сразу обратили внимание на то, что все акты были уже подписаны размашистым генеральским завитком. А на первом листе скрепкой была прижата записка следующего содержания:

В штаб не приезжайте. Международная обстановка такова, что некогда мне с вами, козлами, время терять. Подпись я свою поставил, так что убирайтесь из города побыстрее, пока я не позвонил вашему начальству и не доложил, что вы, вместо того, чтобы в напряжённый для страны период работать не щадя живота своего, в служебное время по гостям разъезжаете и секретные документы где попало бросаете.
С уважением, генерал-лейтенант С. Головин.

Тут и Артак нарисовался на своей синей «семёрке». Вышел и сказал с большим уважением, внимательно поглядев на наши одновременно печальные и одухотворённые лица:
— Видно, что люди над собой работали.
Мы смутились и молча кивнули.
— Садитесь, мужики, отвезу вас на вокзал. Мы ночью в другое место временно переехали, а вас будить не стали — так сладко вы на крылечке сопели! Сейчас кирпичи привезут, цемент, французские потолки натяжные. Будем строить, земляки, да?
Затем он открыл капот и немного повозился с мотором, вполголоса напевая красивую армянскую песню. Через две минуты машина поехала, и наши не очень здоровые головы заболтало из стороны в сторону, как шары на новогодней ёлке, которую слегка тряхнули.
— Ой, совсем забыл, да? — воскликнул Артак.— Генерал Головин просил меня передать вам искренние извинения за то, что не смог с вами увидеться. Вы ему очень понравились. Отбывая в штаб, он также просил передать вам подарок — прекрасные хризантемы, которые сам вырастил в своей усадьбе. Они лежат у меня в багажнике. Но и это не всё! Ещё, мужики, генерал преподнёс вам самый большой свой подарок — записал вас в добровольческую армию. В Москве по предписанию вам надлежит зарегистрироваться на сборном пункте и получить сигареты, шоколад, сапоги, ножи, маскировочные сети и пулемёты класса «земля-воздух». И ждать часа «Икс». Вот здорово, да?
Автомобиль почти у самого вокзала подбросило на ухабе, и я больно ударился головой о крышу.
— Какой сейчас год? — хриплым голосом спросил П.А., хватаясь за сердце.
— Нормальный год, как все. 1999, июнь месяц. Россия, мужики, конец века...
* В военном отношении здесь имеются в виду югославские события 1999 года. (Примеч. автора.)
© 1999 Dmitry Vlasov: dmkvl@sendmail.ru | guestbook
Edited by Alexej Nagel: alexej@ostrovok.de
Published in 2000 by Ostrovok: www.ostrovok.de